— Он отправил в газовую камеру нескольких негритосов, вот крыша и поехала.
Берн Смит заметил:
— Должно быть, негры сознались.
Дик Кавано тоже вставил реплику:
— С такими, как Фрици и Билл, сознается кто угодно.
Завершил разговор Миллард:
— Тупорогая спесивая сука.
Вечером, каждый на своей машине, мы с Ли подъехали к дому 1020/2 по Саут-Кингсли. Собственно, это была крохотная квартирка в полуподвальном помещении большого викторианского особняка. Внутри горел свет. Позевывая, Ли сказал:
— Ты — хороший, я — плохой, — и позвонил в дверь.
Ее открыл тощий мужичонка лет пятидесяти.
— Легавые, да?
У него были такие же темные волосы и серые глаза, как у девушки на фотографиях, отданных в газеты, но на этом их сходство ограничивалось. Элизабет Шорт была сногсшибательной красоткой, а этого старика, скорее, самого нехило сшибли с ног: кожа да кости, помятые брюки с пузырями на коленях, заношенная майка, россыпь родинок на плечах, морщинистое лицо, испещренное следами от прыщей. Ведя нас в дом, он приговаривал:
— У меня алиби, я говорю просто на случай, если вы решите, что это я сделал. Железное алиби, так что не придерешься.
Изображая саму учтивость, я сказал:
— Мистер Шорт, я — следователь Блайкерт. Это мой напарник — сержант Бланчард. Мы выражаем вам свои соболезнования по поводу кончины вашей дочери.
Клео Шорт с грохотом захлопнул за нами дверь.
— Я читаю газеты и знаю, кто вы такие. Ни один из вас и раунда бы не протянул с достопочтенным Джимом Джеффрисом. Что же касается ваших соболезнований, ну, что ж, се ля ви. Бетти заказала музыку, пришел черед за нее расплачиваться. В этой жизни ничего задаром не бывает. Хотите услышать мое алиби?
Я сел на старый потертый диван и оглядел комнату. Вдоль стен стояли шкафы до потолка, заставленные дешевыми бульварными романами; из мебели в комнате была лишь тахта и деревянный стул. Ли достал свой блокнот.
— Если уж вы так хотите нам его поведать — валяйте.
Шорт плюхнулся в кресло и уперся ногами в пол, будто собирался рыть ими землю.
— С двух часов дня вторника, четырнадцатого числа, и до пяти часов дня среды, пятнадцатого числа, я провел на работе. Двадцать семь часов без перерыва, семнадцать последних часов сверхурочно, за полуторную ставку. Я — мастер по ремонту холодильников, лучший на всем Западе. Работаю в «Фрост Кинг Аплайансиз», адрес: Саут-Берендо, 4831. Моего босса зовут Майк Мазманьян. Можете ему позвонить. Он подтвердит мое алиби, так что не придерешься.
Зевая, Ли записывал. Клео Шорт скрестил руки на своей тощей груди, ожидая, что мы начнем придираться. Но в ответ на его монолог я всего лишь спросил:
— Мистер Шорт, когда в последний раз вы видели свою дочь?
— Бетти приехала на Запад весной 1943 года. С блестящими глазами и дурными мыслями. Я не видел ее с тех пор, как 1 марта 1930 года от Рождества Христова оставил в Чарльстоне, штат Массачусетс, свою жену — старую перечницу, к которой больше не возвращался. Но Бетти написала мне письмо и попросилась в гости, и я...
Ли прервал его:
— Ближе к делу, старик. Когда ты в последний раз видел Элизабет?
Я попытался его утихомирить:
— Спокойно, напарник. Человек идет на контакт. Продолжайте, мистер Шорт.
Клео Шорт откинулся в кресле и уставился на Ли.
— До того как этот боксер начал строить из себя важную птицу, я собирался сказать, что снял деньжат со своего счета и отослал сотку Бетти, чтобы она могла приехать на Запад, я также пообещал ей трехразовую кормежку и пять баксов в неделю, если она будет убирать в доме. Довольно щедрое предложение, если хотите знать мое мнение. Но у Бетти были другие планы. Поэтому 2 июня 1943 года от Рождества Христова я дал ей отставку и с тех пор ее не видел.
Я записал эту информацию в блокнот и спросил:
— Вам было известно, что недавно она снова появилась в Лос-Анджелесе?
Клео Шорт перевел взгляд с Ли на меня.
— Нет.
— У нее были враги?
— Только она сама.
Ли заметил:
— Не надо умничать, старик.
Я шепнул:
— Пусть говорит, — затем уже громче: — Когда Элизабет ушла от вас в июне 1943 года, куда она поехала?
Шорт показал пальцем на Ли.
— Скажите своему приятелю, если он еще раз назовет меня стариком, я назову его босяком. Скажите ему, что хамство — это улица с двусторонним движением. И еще скажите, что я собственными руками починил модель «Мэйтага-821» вашему начальнику С.-Б. Хорраллу, так починил, что не придерешься.
Ли пошел в ванную комнату; я увидел, как он запивает водой целую пригоршню таблеток. Самым вежливым голосом, на который только был способен, я спросил:
— Мистер Шорт, так куда поехала Элизабет в июне 43-го года?
— Пусть только этот дуболом коснется меня, я его вмиг приструню, так что не придерешься.
— Уверен, что так и будет. Вы не могли бы...
— Бетти переехала в Санта-Барбару, устроилась на работу в армейский магазин «Кэмп Кук». Она прислала мне открытку в июле. Написала, что какой-то солдат ее сильно избил. Это было последнее, что я о ней узнал.
— А в открытке было указано имя солдата?
— Нет.
— Там были имена тех, с кем она дружила?
— Нет.
— Ее ухажеров?
— Ха!
Я отложил в сторону ручку.
— Что значит «ха»?
Старикашка стал ржать с такой натугой, что, казалось, его цыплячья грудь сейчас лопнет. В это время из ванны вышел Ли. Я дал ему знак, чтобы он попридержал язык. Он кивнул и сел рядом со мной. Мы подождали, пока Шорт вдоволь насмеется. Когда он замолк, я попросил:
— Расскажите об ее отношениях с мужчинами.
Шорт снова захихикал.