Черная Орхидея - Страница 92

К оглавлению

92

— Да. И ее тоже.

Кэй бросилась в мои объятия.

— Тогда, да.

Мы обнялись. Дети радостно закричали:

— А у мисс Лейк есть жених, а у мисс Лейк есть жених!

* * *

Три дня спустя, 2 мая 1947 года, мы поженились. Все прошло на одном дыхании. Клятвы принял протестантский священник полицейского управления, а сама церемония проходила во дворе дома Ли Бланчарда. На Кэй было розовое платье — словно в насмешку над отсутствием девственности; на мне — синяя полицейская форма. Шафером был Расс Миллард, а гостем Гарри Сирз. Он начал свою речь ужасно заикаясь, но именно на свадьбе я заметил, что его заикание исчезает после четвертой рюмки. Я привез из дома для престарелых своего отца, который совершенно не понимал, кто я такой, но все-таки веселился от души — прикладываясь к фляжке Гарри, подначивая Кэй и прыгая под музыку из радиоприемника. Стол был завален всякими сэндвичами и заставлен самой разнообразной выпивкой, предназначенной для нас шестерых. Но постепенно к нам стали присоединяться и просто прохожие, услышавшие наш громкий смех и веселую музыку. И уже к вечеру во дворе собралась целая толпа народу, которого я не знал, и Гарри Сирзу пришлось бегать в магазин, чтобы купить еще еды и выпивки. Я разрядил свой пистолет и отдал его поиграть каким-то незнакомцам в штатском, а Кэй танцевала польку с капелланом. Когда спустилась темнота, я не хотел, чтобы все прекращалось, и поэтому одолжил у соседей рождественские гирлянды и развесил их во дворе, набросив на бельевую веревку и на любимую юкку Ли. Мы продолжали есть и веселиться под искусственным созвездием из красных, голубых и желтых звездочек. Около двух ночи из клубов на Сансет-стрип потянулись группы подвыпивших гуляк. Даже Эррол Флинн какое-то время побыл с нами, набросив на свой смокинг мою куртку с полицейским жетоном. Если бы не гроза, все это веселье могло бы продолжаться бесконечно — я этого и хотел. Но толпа стала потихоньку расходиться. Прощаясь, все страстно друг друга целовали и обнимали. Расс отвез моего старика в его пристанище. А мы с Кэй Лейк Блайкерт уединились в спальне и занялись любовью. Хоть я оставил включенным радио, чтобы не думать про Бетти Шорт, но это было лишним — я о ней так ни разу и не вспомнил.

Часть третья
Кэй и Мадлен

Глава 25

Прошло какое-то время. Мы с Кэй изображали молодую супружескую пару и продолжали работать.

После короткого медового месяца, проведенного в Сан-Франциско, я вернулся к моей полицейской карьере. Тад Грин поговорил со мной начистоту: он восхищался тем, как я поступил с Фогелями, но считал, что в роли патрульного я буду бесполезен — меня возненавидела большая часть простых полицейских, и поэтому мое присутствие там могло привести к печальным последствиям для всех. Но поскольку в колледже у меня были отличные отметки по химии и математике, он определил меня в Отдел определения улик в качестве криминального эксперта.

Работа была почти гражданская — халат в лаборатории и серый костюм на месте преступлений. Я классифицировал образцы крови, анализировал отпечатки пальцев и писал баллистические отчеты; брал на пробу штукатурку со стен помещений, в которых были совершены преступления и потом рассматривал ее под микроскопом, после чего делал заключения для отдела по раскрытию убийств. Это была работа с пробирками и мензурками и с запекшейся кровью — близкое соприкосновение со смертью, к которому я так и не смог привыкнуть; постоянное напоминание о том, что я никудышный детектив, что мне нельзя доверить проведение расследований.

С разных расстояний я наблюдал за друзьями и врагами, которыми наделило меня дело Орхидеи.

Расс и Гарри сохранили комнату с досье в «Эль Нидо» и продолжали в свободные от дежурств часы проводить расследование по делу Шорт. У меня тоже был ключ от этой комнаты, но я им не пользовался — пообещав Кэй наконец-то «похоронить эту... девчонку». Иногда я обедал с падре и интересовался, как идут дела; но он всегда отвечал, что медленно, и я знал, что он никогда не найдет убийцу и никогда не прекратит свои поиски.

В июне 1947 года в квартире своей подруги в Беверли-Хиллз был застрелен Бен Сигел. А в начале 1948 года на углу Уоттс-стрит расстреляли Билла Кенига, который после самоубийства Фрици Фогеля, работал на участке 77-й стрит. Оба убийства остались нераскрытыми. В июне 48-го Эллис Лоу потерпел поражение на первичных выборах в республиканской партии, и я отметил это событие стаканом самогона, который я выгнал на своей газовой горелке, при этом чуть не спалив половину лаборатории.

Во время всеобщих выборов 1948 года я снова услышал о Спрейгах. Демократическая партия выдвигала нескольких своих кандидатов в городскую администрацию и Наблюдательный совет под девизом «Новое градостроительство». Они заявляли, что по всему Лос-Анджелесу были понастроены десятки зданий, небезопасных для проживания, и призывали начать судебные разбирательства в отношении тех подрядчиков, которые возводили эти самые дома во время строительного бума 20-х годов. Желтая пресса включилась в эту кампанию и стала публиковать скандальные статьи про «строительных баронов» — среди прочих упоминались Майк Сеннет, Эммет Спрейг, и их приятели в бандитском сообществе. Журнал «Конфиденшнл» напечатал целую серию репортажей про участок земли в Голливудлэнде, который застраивал Сеннет, а также про то, как Торгово-промышленная палата Голливуда хотела убрать буквы Л-Э-Н-Д из огромной надписи «ГОЛЛИВУДЛЭНД», расположенной на горе Ли, приводились также фотографии режиссера фильма про «Кистоунских копов», стоящего рядом с невысоким коренастым мужчиной, за которым виднелась симпатичная маленькая девочка. Я не мог сказать точно, были ли это Эммет и Мадлен, но все равно вырезал статьи из журнала.

92